101


Примечание к №100
Смотрю в том Гегеля, а думаю про отца.
Читаешь Канта или Гегеля, а в голове туманом клубятся русские мысли. Совершенно непроизвольно. Мысль работает чётко, аккуратно следует за написанным, но что-то параллельно летит, недоумевает. Связано ли это с собственно "думанием"? Да, и очень тесно. Но на ассоциативном конце этой связи совсем не то, что на конце логическом. То ли карикатура, размазанная клякса от пролившихся чернил, воздушный шарик, вырвавшийся из рук и беспомощно повисший яркой тряпочкой на колючей ветке – морозном узоре на стекле рассудка. И вот книга эта вся и есть русское восприятие Канта. Я его читал и писал на полях эту книгу. Вдуматься, в этом есть определённая логика, и, мысленно отдаляясь, читатель (так задумано) должен сложить отдельные смысловые штрихи, "примечания".

Розанов писал:

"Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником. Так я стою перед своим невыученным уроком. Учитель вышел. "Собирай книги и уходи". И рад был бы, чтобы кто-нибудь "наказал", "оставил без обеда". Но никто не накажет. Ты – вообще никому не нужен. Завтра будет "урок". Но для другого. И многие будут заниматься. Тобой никогда более не займутся".

И мной больше "не займутся". Книга эта – урок. В чем он? Я и сам только догадываюсь. (118) Но знаю, что что-то произошло. Что?


<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ ВПЕРЁД -->

К ОГЛАВЛЕНИЮ РАЗДЕЛА