IV. ПРОИЗВОДСТВО


1. РАБОЧИЕ



76. Рабочие

… Для них, чья работа ведётся по сменам,
Для них, чьи спецовки пропахли мазутом.
ЦК созывает за Пленумом Пленум,
И спутники мчатся по звёздным маршрутам.

Для них, беспокойных, горячих, упрямых, -
Упругость колосьев и твёрдость бетона.
Их умные руки в мозолях и шрамах
Сажают деревья и пишут законы.

Н. Суслович


77. Служу Советскому Союзу!

Пришёл я с флота на завод.
Станок и я детали точим.
Хочу работать так, чтоб флот
И здесь гордился мной, рабочим.

Сегодня радуюсь вдвойне:
На славу удалась работа.
В цехах старейший мастер мне
Сказал: "Видать, что парень с флота".

Я руки вытянул по швам,
Рабочую оправил блузу
И чётко произнёс слова:
Служу Советскому Союзу!

Е. Сычёв


78. Новичок

В могучих челюстях тисков
Железо твердолобое.
Парнишка, что из новичков,
На нём характер пробует.

Упрямо лязгают ключи,
Сжав гаек сталь гранёную,
В зубило молоток стучит,
Визжит сверло калёное,
Сползает стружки вязь, шурша,
Напильник часто шаркает…

… Металл заставила дышать
Душа парнишки жаркая.

Он видит
Хлебных волн размёт
Над степью покоренною,
А по волнам комбайн плывёт
С деталью, смастерённой им.
Машины золото зерна
Льют в закрома амбарные.
Видать, везде
В стране
Нужна
Профессия слесарная.

К. Киселёв


79. Паренёк шестнадцати лет

Специальность не ахти какая,
Скажем прямо, мудрости в ней нет,
Устали ни в чём не потакая,
Трудится он, ветки отсекая,
А ему всего шестнадцать лет.

И глаза с весёлой хитрецою,
И улыбка не слетает с губ,
Снежною осыпанный пыльцою,
Встал на вахту мира сучкоруб.

Вот спилили хвойную махину,
Дерево космато, как медведь, -
Мигом обработает лесину
Так, что любо-мило поглядеть.

Паренёк работает удало,
Острый глаз и верная рука.
Раз взмахнёт – и словно не бывало
Самого упорного сучка.

До единой все обрубит ветки
И вершину отсечёт в момент.
Лес идёт на стройки пятилетки,
И сучки – ненужный элемент…

Пихты статны, ёлочки пригожи,
Выстроились кедры на мысу.
Человек он маленький, а всё же
Без него не обойтись в лесу.

Говорит, приподнимая веки:
- Всё бы ладно, только, как на грех.
Сколько есть людей на лесосеке,
Я один обиженный на всех.

Электропила – для моториста,
Помогает грузчикам мотор,
"Восемьдесят сил" у дизелиста,
С ними норму выполнишь на триста,
У меня ж по-прежнему – топор.

Обошла меня ещё наука,
Техника пока что обошла.
Только это всё-таки не штука,
Это поправимые дела.

Сокрушаться нечего напрасно:
Ведь над тем, как облегчить наш труд.
Думают учёные всечасно,
Что-нибудь и мне изобретут.

А не то, вот подрасту немного,
Наберу, ребята, высоту,
Что-нибудь и сам изобрету,
Мне открыта к знаниям дорога.

И. Рождественский


80. Паренёк шестнадцати лет

Тех, чья к вузу дорога легка,
Жизнь нередко потом отметала.
Мы придём в институт от станка,
Слышишь, друг? От станка, от металла!

Кто к металлу в работе привык,
Чью ладонь рычаги разогрели,
Тот сумеет шагнуть напрямик
С металлической твёрдостью к цели.

О. Соколовский


81. Каменщик

Бреду я домой на Пресню,
Сочится усталость в плечах,
А фартук красную песню
Потёмкам поёт о кирпичах.

Поёт он, как выше, выше
Я с ношей красной лез,
Казалось – до самой крыши,
До синей крыши небес.

Глаза каруселью кружило,
Туманился ветра клич.
Утро тоже взносило,
Взносило красный кирпич.

В. Казин, 1920 г.


82. Комбайнер

Влюблённый в работу, он стал не один
комбайнером чёрных подземных глубин.
На каске рефлектор – даёшь уголёк! –
а в нём золотой электрический ток.

Здорово, комбайнер! Рокочет мотор,
и с золотом чёрным бежит транспортёр.
Чтоб радостней жизнь расцветала –
рука твоя крепче металла.

Комбайнер, вперёд! По дороге труда
ты к цели идёшь величаво.
Как Кучер Василь, потрудись, и тогда
народная ждёт тебя слава.
Комбайнер, вперёд! Пусть нависли пласты
мильонами тонн над тобою, -
советское солнце сквозь них с высоты
твой труд озаряет в забое,

И полнит отвагою сердце твоё,
и к свету ведёт сквозь туманы.
И так же, как сердце немолчно поёт,
Комбайн твой гремит неустанно.

Комбайнер, вперёд! Благороден твой труд,
и радостью дни засверкали.
Всё шире, всё ярче тебе предстают
грядущего светлые дали.

В. Сосюра, 1952 г.
Пер. с укр. А. Алтайского



83. Иван Железная Рука

Потомственный якутский лесоруб,
Олекминский весёлый пилоправ,
Он послан был на запад в первый год.
Он грудью защищал свою Москву.
Якутск – столица сердца, а Москва
Столицею души его сбыла.
Священная далёкая Москва –
Созвездие блистающей страны…
Потомственный якутский лесоруб,
Он думал на Олекме о Москве,
О Сталине, о флагах над Кремлём,
О том, что надо съездить посмотреть,
Поклон отдать гробнице Ильича,
Увидеть в праздник нашего вождя,
Послушать шум широких площадей,
Приветствовать подземные дворцы.
О, сколько есть чудесного в Москве!
Туда стремится каждый человек.
Однажды только в жизни побывав,
Всю жизнь отрадно будет вспоминать.
Простые эти, скромные мечты
Исполнилися в первый год войны:
Якутский лесоруб пошёл бойцом
Советскую столицу защищать.
Олемкинский могутный лесоруб,
Иван добрался к фронту в декабре.

Фашистские машины сокрушать
Он был бойцом назначен в батальон.
Бутылки с зажигательной водой
Оружием ему были даны.
Тяжёлые булыжины гранат
Проворно он навесил на себя.
Отважно в бой рванулся лесоруб,
Он выполнил наркомовский приказ.
Он, мужественный сталинский солдат,
Два танка на гранатах подорвал.
Израненный якут не отступил,
Бутылками поджёг он третий танк.
И на снегу лежала рядом с ним
Оторванная правая рука…

Москва лечила сына своего,
Москва его от смерти сберегла.
И он вернулся в свой отцовский дом,
Неустрашимый воин-инвалид.
Вернулся он с железною рукой
И на Олекме снова валит лес.
В родной тайге могучий богатырь
На трудовом посту даёт пример.
Зовут его Железная Рука.
И на него отрадно поглядеть,
Когда своей лучковою пилой
Лесину в три обхвата валит он.
Колеблется тогда матёрый ствол,
Кухта потоком льётся на сугроб,
И, наконец, древесный великан
Летит туда, где надобно упасть.
Упорно яростен Железная Рука:
Ссекает ель густую наповал.
Под натиском его кондовый лес
Упрямиться не смеет никогда…

Три нормы в день даёт Железная Рука.
Мы у него перенимаем мастерство,
Чтоб стать достойными в Олекминской тайге
Единокровного бойца-фронтовика.
Он говорит, что наши земляки
И на фронтах и здесь, трудясь в тылу,
Душой и кровью с русскими слились,
Союз народов в битве закрепив.
Одноплеменник мой, прославленный в боях,
Мой друг и брат, прославленный в труде,
При встрече, поклонясь тебе, скажу:
Живи сто лет, Иван Железная Рука!

М.Тимофеев-Терёшкин
пер. с якут. А.Ольхона



84. Дума о лавровой ветви

… Прославленный лавр!
Он листвою чеканной,
Надменною царственной бронзой блистал,
Вплетался в кудри тщеславных тиранов
И лысины цезарей обвивал.

В мансардах
Годами корпели ваятели,
С трудом высекая листву для венца
На медную голову завоевателя,
На белый, холодный лоб мудреца…
Но вот – идёт через цех прокатный
Плакат кумачовый, огромен и нов:
"На этих станках работает знатный
Рабочий Василий Пономарёв".
И заводским художником нашим
Лавровою ветвью плакат украшен.
Великий смысл в этой ветви лавровой
Над скромной фамилией Пономарёва!

С. Капутикян, 1949 г.


85. Выдумка

Подумайте, ведь это интересно –
Взять под руку планету и, тая
Тревогу, ей шепнуть: "Любовь моя".
Я не чудак, я слесарь, - жизнь чудесна!

И вот под щебетанье птиц со мною,
Как плащ, накинув на плечи весну,
В свидетели взяв солнце и луну,
Она приходит в загс, чтоб стать женою.

Подарки нам несут все страны мира,
В букетах сад вином весенним пьян,
И волноплещет Тихий океан:
Какая пара – слесарь и планета!

Чтоб вам не показалось сказкой это,
Допустим, имя девушки – Планета.

О. Дриз,
пер. с идиш А. Сендык



86. Каменщики на рассвете

Синяя над городом дуга.
Ветерку поверим, как примете.
Облицовывают берега
Каменщики на рассвете.

Силуэты города. Покой.
Облачная зыбь. Небесный ветер.
Запевают над Москвой-рекой
Каменщики на рассвете.

Только что окончилось вчера.
Дремлет Завтра на моей планете.
Слушают, как ходят катера,
Каменщики на рассвете.

Говорят, что плитами могил
Были раньше злые камни эти.
Кто вас счастье строить научил,
Каменщики, на рассвете?

Если хорошо тебе, молчи…
Памятью о нашем первом лете
Будут птицы, облака, лучи,
Каменщики на рассвете.

Е. Долматовский, 1937 г.



2. КОЛХОЗ



87. Сельский райком

Без вывески, с первого взгляда
Я эти дома узнаю.
О, сельских райкомов прохлада
В степном отдалённом краю!

Здесь отдано время заботам.
И только, пожалуй, заря
Свою начинает работу
Пораньше секретаря.

Откроется дверь кабинета
Хозяин войдёт на часок.
И снова за рекой уже где-то
"Победа" взрывает песок.

Он в поле – не гостем случайным.
И как ни обширен район, -
Ко всем тракторам и комбайнам
Успеет наведаться он.

П. Кустов


88. Хлеб

Обедал в тракторной бригаде
Села партийный секретарь…
Собрал в ладонь, на поле глядя,
Все крошки, как крестьянин встарь.
Уж он-то хлебу знает цену…
Оставив в непогодь следы,
Пошёл межой вожак бессменный,
Чтоб мы не ведали беды.

А. Марков


89. Флаг над сельсоветом
(отр. из поэмы)

Слух прошёлся по домам:
в доме агронома
был не кто-нибудь, а сам
секретарь райкома.



Там побудет, здесь побудет,
всё расспросит, всех рассудит
Ведь райкомную работу
не уложишь в пять минут.

Это ясно – всё в заботу,
дать указку – тоже труд.
А решаются и словом
неотложные дела…

И дохнуло свежим, новым,
словно ветром в два крыла…

Секретарь ходил с Петровым
по владениям села.

За усадьбою и окол
оглядел он все места,
всё до колышка отрогал,
всё ощупал до винта.
Оглядел – добротно ль сбиты
два навеса на току?
Все ль хранилища расшиты?
Все ль машины начеку?

В деле на слово не верил,
не работал наугад:
с вечной ручкою проверил
списки звеньев и бригад.

И ремонт инвентаря
не минул секретаря.

Кузня жаром полыхала,
жеребец у кузни ржал:
дед Семён ковал Капрала,
под усами гвоздь держал.

(У Семёна-коваля
волос света ковыля,
сам Семён с вершок,
борода с горшок.)

Обращаются к Семёну:
Добрый день!
Привет району!
В кузне, словно в тесной будке:
спицы, вилы, обода,
дубли В от самокрутки,
две рессоры в промежутке
и в корыте для остудки
ржой пропахшая вода.
Гость Семёну без обману
добрых слов наговорил,
а за ковку не по плану
пропесочил, пожурил.

А потом серьёзным словом
речь такую вёл с Петровым:
На хозяйство жмёшь умело, -
разделяю твой восторг,
но пойми – совсем не дело,
если… с холодком парторг,
если он – в хвосте обоза.
Вижу я, на сто дворов
есть и впрямь глава колхоза,
ну, а где парторг Петров?
Тот Петров, чтобы на факте
доказал, что он – в виду:
с коммунистами в контакте,
с партработою в ладу?
Агитатор есть? Гадаешь:
то ли есть, а то ли нет.
Как с беседами? Не знаешь –
восемь бед на пять бесед.
Отпусти на время вожжи:
конь с дороги и - во ржи,
чудь повадку дай, а позже
попытайся – удержи.
Так и в деле, если круто
не берёшься за дела:
чуть замешкал, а минута
драгоценною была.
Повторяю – службу знаешь.
Но коль делаешь одно,
а другое забываешь -
значит, слабое звено.
А вот ты с людьми встречайся,
слово взвесь и в душу влезь,
не выходит – добивайся,
там не вышло – выйдет здесь…
Ну, а где же твой, серьезный,
громкий голос вожака?
Где ж она – в семье колхозной –
нашей партии рука?
Здесь, в Дубровском сельсовете,
в год, который так суров,
кто за партию в ответе?
Кремль один? А ты, Петров?..

Секретарь умолк. Постукал
мундштучком о ноготок,
выгнул папиросы угол,
прикурил, пустил дымок.
Предколхоза так неловко
вдруг почувствовал себя:
будто сразу вся Дубровка
навалилась на тебя.
"Что, Петров? Ага, Петров?" –
шёпот шёл со всех дворов.
Секретарь часы протёр:
Есть к народу разговор.
В сельсовете ровно в три
коммунистов собери….

… Секретарь шагал с Петровым
к сельсовету
по селу.

Молоточек по подковам
застучал опять в углу.
Дед Степаныч – сторож – слышал
всё, что было за стеной.
Вслух сказал, пока не вышел:
Секретарь-то разбитной.
Подошёл старик к Семёну:
Слышь, а нам-то повезло, -
так и ходит по району:
взялся город за село…

А коваль в усы:
Небось,
из Москвы задание…
Слава богу, началось
соцсоревнование…

А. Недогонов, 1947 г.


90. В одном районе

… И вот он прошёл, гигант стальной,
Злаки легли волной.
И два комбайнера за два часа
Сжали поле овса.



Бензином руки промыл комбайнер,
Овсяной соломой протёр,
И радуется урожаю душа.
Но вот пришли сторожа.

Чтоб ни одного не украли ведра,
Женщины сторожат,
Глаза не смыкая до утра,
Сыпучее золото жатв.



Так написал поэт, сдал в набор редактор.
Читатель прочитал, и всё как бы прошло…
Но я свидетель был… Увы, отнюдь не так-то
На самом деле было хорошо!



… В колхозе Лигачёво,
Фирсановский район… Я это видел сам.
Прочь украшательства парчовые покровы!
Дай факт читателю, чтоб верил он словам.
Борись со злом, мой стих! Помощник будь газете!
Природу воспевай и урожай расти!
Будь с Госинспекцией и в дружбе и в совете
И к правде истинной расчисти все пути!

О. Колычев, 1954 г.


91. У конторы

На тёплом крылечке цементном
Сидят у колхозной конторы,
Сидят и дымят самосадом
Колхозники в темноте.

Цигарки кладут под подошву:
Нету в колхозе урны.
О том говорят, об этом,
Но не о хлебе пока.

С хлебом у нас порядок:
Густо пошли урожаи.
К нам из других районов
Многие едут за ним.

Только с картошкой неладно:
Будет она скороспелка,
Майкой её называют.
С цыплятами тоже беда:

Жинки отвыкли от квочек,
Квочка теперь – инкубатор,
Но инкубатор в ремонте,
Некому птицу плодить.



Где ты сейчас, председатель?
Сел бы, послушал немного.
Тебе обо всём расскажет,
Выложит начистоту

Самый высокий хозяин –
Самый простой колхозник,
То, что сидит у конторы,
Смычно цигаркой дымит.

М. Годенко, 1956 г.


92. Пастух

Пастух, который был травим,
"Онучкой" прозван всем на смех;
Кто наподобие травы
Вдруг вырастает по весне
И лето целое в степи
Свистит на псов колечком рта;
Который разум свой ступил
О "праздный" труд и щёлк кнута;
Который от двора к двору
Шагает за ошмётком хлеба
И получает для ночлега
То сеновал, то конуру;
Ложась, начёсывает блох
На рядом спящую овчарку;
Всю зиму ходит без сапог,
Всю жизнь готов отдать за чарку;
Который с "обчества" получит
Под осень свой копяк колючий,
Его же с "обчеством" пропьёт
И, завернув пропой покруче,
Рвёт пьяной песней мокрый рот:

"Завлекательные глазки
У телёнка нашего,
Завлекает наш телёнок
Поросёнка вашего

Што вы, девки, не пляшетё?
Али лапти жалетё?
Уж вы, девки, пляшетё,
Завтра новы сплететё".

Пастух, с которым в хоровод
Солдатка с хмелю не пойдёт,
Вдруг получил путёвку в центр
На тракторные курсы.

С месяц
Он изучал спирали лестниц
И с опасением в лице
Перила пробовал: "Добротны ль?"
Букварь носил под мышкой потной,
Ходил по улицам сторожко,
Дыханьем внутрь втянув бока,
Сосредоточенный, пока
Друг не постиг усы и рожки
Всех букв –
И встали в рост слова.
Мир прояснел, мир стал богаче.
Дома сверкали: "Лес – дрова"!
"Продмаг"! "Обком"! "Почтовый ящик"!
Слова то с вывески громоздкой,
То золотом со стёкол в кассе,
Как молнии, светили мозгу
И, содрогаясь громом, гасли.

И вот пастух – лентяй, пентюх,
Лихой любитель полулитра –
В великом творческом поту
Сидит над чертежом цилиндра.
Он – поводырь коровьих стад –
Упорством злым берёт с листа
Машины строгое устройство.
И расчленив и распластав,
В мозгу расставив в ряд по росту
Понятья, термины и числа,
Он вновь соединяет их,
И новосозданная мчится
Машина, всё сметя с пути.

Помимо воли только раз
Вернулась зверость в мозг обратно:
Он пнул подошвой, разъярясь,
В испорченный карбюратор.
И две недели проходил,
Смущенья горьким соком полнясь:
"И как же я его!.. Поди ж!..
Не удержался… Стыдно вспомнить!"

Он возвращается в село
В год трудных хлебозаготовок.
Строй старых норм пошёл на слом,
И за зиму родилось новое.

Колхозом мир был с места стронут.
Но тучи оцепили дали.
Шло половодье. Все заждались
Прохода тракторной колонны:
Колонна севу даст исход.
А дождь ревмя ревёт в оврагах,
Снег тает, и разорван лёд,
И цифры зреют на бумагах.

От станции пятнадцать вёрст,
Езды часа на два, не боле,
Когда б была дорога – холст,
Когда бы не озёра в поле.
Но опоздать ещё на день –
Колхоз надломится и рухнет,
Все разберут обратно рухлядь…
Решили ехать по воде.

По втулку вязнут в жидкой каше
Колёса. Руль заледенел.
Пурга. Вода. Дороги нет.
Кто знает путь, пускай покажет! –
И вызывается пастух:
Одно боюсь – залило балку. –
Повел. Подобная хвосту,
За ним колонна шла вразвалку.
Дойдя, взглянули вниз: овраг
Шипел, наполнен бурой пеной.
Уткнулись люди в страх, как в стену.
Ни с места. Кто себе же враг?
Решили ворочать назад,
Пока не сгибли, до греха…
Но зазвенел над всем надсадный,
Высокий голос пастуха:
Там всё надломится и рухнет,
Там разберут и скот и рухлядь, -
И стало ясного ясней,
Что – поверни деревню вспять –
Опять скотину по весне
Гнать на луга, с овчаром спать.
Опять, отблёвывая хмель,
Срамной частушкой полнить рот,
Вновь подставлять под смех – ремень
Нарост чудачеств и юродств.
И голос был настолько твёрд,
Настолько зол пастуший глаз,
Что вся бригада:
Вброд, так вброд! –
И за работу принялась.
Они тяжёлые машины,
Поддев жердями, вздев на спины,
Скользящим, но упорным шагом
Решили понести оврагом.
Сухие льдинки лезут в рот.
Так, погрузясь по горло в воду,
Перенесли поочерёдно
Машины через рыжий брод
И с лихорадкою в крови
Рулят.

На прошлое слепое
Пастух, который был травим,
Насмешкой загнан, водкой споен,
Ведёт колонну.

Н. Дементьева, 1930 г.


93. Первая беседа
(поэма)

Была луна, и вот её уж нет…
Твоей лыжни остановился след,
и тень, как ручеёк,
бежит по следу.
Перед тобою домик в три окна,
в котором, Валентина, ты должна -
впервые в жизни –
первую беседу
в семействе незнакомом провести.
И ты, не в силах дух перевести,
стоишь, готовая назад вернуться
туда, в своё село
в свой дом родной.

А из окошка бьёт весёлый свет,
и самовара тёмный силуэт
колышется на светлой занавеске.
Склонилась женщина над чашкой,
и старик
губами к краю блюдечка приник,
откинулся
и замер на мгновенье.
А пар над блюдечком
и борода его,
как бы сливаясь вместе,
на стекло
бросают облаков изображенье –
движенье лёгких тучек в синеве…
А ты стоишь,
стоишь – и в голове
вновь возникают
и друзья,
и школа,
и чёткая напутственная речь
секретаря райкома комсомола
о том,
как в сердце бережно зажечь
живой огонь познанья
и дерзанья…
Напутственная речь…
Легко сказать:
"живые искорки", -
а где их взять,
как высечь их, когда перед тобою
сидит старик с толстовской бородою?
Сидит старик, и кажется, что вот
сейчас подастся грудью он вперёд
и скажет закруглённо так и ловко
(как, впрочем, старикам и надлежит):
Что, дочка,
хочешь курочек учить?
Ну, ну…
Попробуй…
Покажи сноровку…

Так что же, Валентина, ты молчишь,
рукой снежинки стряхивая с лыж?
И почему твои движенья робки
сейчас,когда ты под окном встаёшь
и из котомки тихо достаёшь
любимых книжек собранные стопки?..
Что, боязно?
А что ж бояться тут?
Здесь не враги –
товарищи живут,
они поймут тебя,
они поверят,
взволнованный оценят голос твой…
… И ты, собравшись вся,
как воин в бой,
дыханье затая,
стучишься в двери.

По коврикам в светёлку напрямик
тебя, словоохотливый старик,
взяв под руку,
ведёт степенно, плавно
и, закрывая двери изнутри,
кричит с порога:
Ксюша, посмотри –
к нам дочка Степаниды Николавны

И, вся зардевшись, спрашиваешь ты:
А разве мама вам знакома?…
Как же, она в тридцатом потрудилась тут… -
И вот тебя уже к столу ведут,
и вот тебя уже за стол сажают
и угощают…
Ах, как угощают!
Гусь пареный дымится на столе.
и мёд крупчатый тает в хрустале,
сыта кипит и пенится в бокале,
потеют в вазе яблоки "ранет".
Как будто все твои шестнадцать лет,
пока росла тебя здесь ожидали…
Да, мама ваша потрудилась здесь.
Она в селе у нас вела ликбез –
так с осени и, почитай, до лета…
А помнишь, половинку кирпича
сыны баптиста Прова Лукича
в окошко запустили к нам…
Вот это едва ль забудешь…
В ночь под Новый год…
Уж думали, что больше не придёт
с израненной осколками губою,
в помятом и разодранном пальто…
Гляди, пришла… Пришла, и хоть бы что!
И даже лампу принесла с собою.
Настойчива была… А наш Степан
с тех пор в ученье по её стопам
пошёл, и ныне доктором в Тамбове,
и метит, говорят, в профессора… -

А ты сидишь и думаешь:
"Пора начать беседу…"
И, на полуслове
прервав волнующий тебя рассказ,
о праве на учение у нас
заводишь речь
о росте цифр бюджета…
Слыхали, знаем, милая моя,
по нашей Конституции статья
121-я…
А Лизавета
пошла по зодчеству…
Она у нас
возводит гидростанцию сейчас:
бетонный спуск,
чугунные ворота!..
А исполком…
Видали исполком?
В райцентре самый наилучший дом –
с колоннами, с резьбой…
Её работа!
Её? –
И ты, освоившись вполне,
о равноправье женщины в стране
заводишь речь.
Но, милая, про это
великого учителя слова
записаны в статье 122
навечно, навсегда…
А Лизавета
ещё в науках всё берёт разгон:
с соседской дочкой
учится латыни…
А вы отлично знаете Закон…
Кто ж Конституции не знает ныне?..
Шумит беседа на большой волне,
и ты сидишь, довольная вполне,
и разговор приятен так
и сладок –
словцо к словцу идёт
рядком к рядку.
А вот отведай этого медку,
душистый, сочный,
самый первый взяток…
А что такое "Взяток"?..
Это вот,
когда пчела среди цветов снуёт
и, с гречки,с липы,
с земляничных грядок
пыльцу перенося,
за труд свой в дар
взимает сок –
по-гречески нектар
его зовут,
а по-простому взяток…

И самовар кипит, гудит, поёт,
и, как поэт сказал: "за годом год
бежит, как за минутою минута…"
Беседа задушевна, хороша:
горят глаза людей,
горит душа.
И всё ж чего-то не хватает будто.
И мнится:
не по снежной целине,
а робко по проторенной лыжне
скользишь ты по наезженному следу.
И не твои в глазах горят огни,
не ты с людьми, а вроде как они
с тобой проводят нужную беседу,
зовущую на подвиг…
И опять
ты думаешь:
где ж искорку ту взять,
вместившую в себя всю правду века?
Ты ищешь искру, а её всё нет…
И за тобой с портрета на стене
следят глаза родного человека.
Глаза,
в которых навсегда слились
и отразились
вся борьба и жизнь.
вся молодость страны,
вся наша сила,
желания, и думы, и мечты.
Глаза…
К ним с детства обращалась ты
и в них всегда поддержку находила.
Глаза вождя, товарища, отца…
И кажется: они глядят в сердца,
рождая те великие начала,
что душу освещают изнутри?
Портрет рассматриваешь?
Что же, посмотри –
его ведь ваша мама рисовала!
"Портрет…
Как все черты его чисты:
ведь здесь не только на бумаге
ты запечатлела образ, мама!.."
… А под портретом,
прямо над столом,
на фоне пожелтевшем
за стеклом
висит в простой оправе т е л е г р а м м а.
Зачем она здесь на стене?.. –
И ты её читаешь…
А слова просты,
весомы, словно вылиты из стали.
Они звучат, как ласка и как клич:
".. Благодарю Вас, Тимофей Ильич,
за помощь Армии…"
И подпись: Сталин.
"Благодарю Вас…"
И в твоих очах
старик как будто шире стал в плечах,
моложе стал и будто ростом выше.
И вновь звучит волнующий рассказ:
Иван-то наш…
Он в танковых войсках
служил в войну…
И вот однажды пишет:
"Уже давно бы враг сгорел дотла,
да техника у нас ещё не та…
Когда бы, папа,
нам машин побольше,
к зиме б поправили б свои дела
и за лето не то что до Орла –
дошли б до Бреста
и до Польши…"
Тогда старик и говорит:
"Жена,
страшна война,
губительна она,
без помощи не обойтись парнишке…"
"Помочь бы надо, - говорю, - да как?"
"Давай-ка, слышишь,
справим парню танк:
деньжонки-то
имеются на книжке…"
"Да вот и нетеля в колхоз сдадим…
Да и картошки трошки продадим…"
"Есть и медок…
Есть и пшенцо в излишке…"
"Да и с мукой сусеки не пусты…"
Какие факты! – восклицаешь ты.
И, обращаясь к бабушке и к деду,
вдруг просишь их,
чтоб старики вдвоём
о Сталине и о житье своём
в десятидворке провели беседу.
- О том же и парторг просил…
Да вот живём уже семидесятый год,
а как-то не даются нам дебаты…
Коль нет сноровки –
И двух слов не спеть…
А вы конспект…
Писали и конспект,
да не выходит…
Видно, староваты… -
И ты, как бы задумавшись на миг,
развязываешь
стопку ярких книг –
нарядных,
словно маки средь равнины,
весёлых,
будто майские сады…
И "Кавалера Золотой Звезды"
читаешь, начиная с середины.
И дед, усы рукою теребя,
из вежливости слушает тебя.
Молчит.
Потом в порыве откровенья
вдруг заявляет бабушке своей:
Выходит, тёзка…
тоже Тимофей
Ильич…
Скажи, какое совпаденье!.. –
А Тимофей Ильич – тот
третий день
готовит выступленье о вожде
и о себе с родным колхозом вкупе.
Волнуется, как школьник…
И рассказ
захватывает стариков:
Как раз
вот эту книгу
мы у вас и купим!..

А ты уже спешишь:
ведь по пути
ещё к соседям надобно зайти…

Какая ночь стоит!
Какой простор!..
Боялась, а ведь вышел разговор…
А телеграмма…
Какая телеграмма!..
Нет, тебе
решительно везёт в твоей судьбе.
А всё ведь Сталин, партия и мама…
Да, мама! Вот и в партию она
пришла, чтоб так же, как и вся страна,
идти вперёд,
в распахнутые дали,
и знамя Ленина
вздымать до звёзд,
то самое, которое пронёс
сквозь Туруханский край
товарищ Сталин…
И ты стоишь,
а мысли бьют ключом…
Снежинка села на твоё плечо.
Снежинка на лице горячем тает.
Окно.
И в нём знакомый силуэт:
Сидит старушка, штопает.
И дед
Семёна Бабаевского
читает…

Какой простор!
Какая тишина!
Меж тучек пробирается луна,
и вьётся по земле её дорожка…
Как хорошо!
Снег брызжет из-под лыж.

И ты уже уверенней стучишь
в другое незнакомое окошко.

В. Журавлёв, 1950 г.


94. Я пойду в МТС
(Песня комсомолки)

Мне ли, комсомолочке, в конторе сидеть,
Счётами греметь да в окошко глядеть!

Всем работникам села
И почёт и похвала –

Дояркам почёт,
И свинаркам почёт,
И садовницам почёт!

Только я одна-одинёшенька,
От утра дотемна, до темнёшенька.

Не в почёте, не в части,
Пишу ведомости –

О доярках отчёт,
О свинарках отчёт,
О телятницах отчёт,
О садовницах отчёт.

Нету сердцу моему утешения,
А от милого Егора – уважения.

Не на речку, не в лес,
Я пойду в МТС,

Не вздыхать, не грустить,
А комбайн водить,
И трехтонку водить,
Пятитонку водить,
Семитонку водить.

И малютку "Москвича"
У Егора Кузьмича.

У меня такой характер: я – моторная,
Всё постигну, всё усвою проворно я.

Верьте слову моему –
Всю науку перейму:

У Серёжки перейму,
У Алёшки перейму,
У Ванюшки перейму,
У Павлушки перейму,
У Петрушки перейму.

А когда комбайн в поле жать поведу,
Комсомолок-девчат за собой позову.

Из конторы на простор
Позову я всех сестёр –

Холмогорских позову,
И поморских позову,
И Печерских позову,
Вычегодских позову,
Вологодских позову…

Так и ахнет весь народ:
На комбайне счетовод.

Г. Санников, 1955 г.


95. Флаг над сельсоветом
(отр. из поэмы)

В тени навеса – стол простой;
в муравке, словно в тине.
Чугун с окрошкою густой
стоит посередине.

И слышен голос в тишине:
- Какой я сон видала!..

И всё, что видела во сне,
Смирнова Ксения в звене
девчатам рассказала.

- Погодка славная была,
стоял денёк погожий.
И за околицей села
мне встретился прохожий.

Остановился он. И я,
как вкопанная, стала.
Зашлася душенька моя –
я Сталина узнала.

“Товарищ Сталин, - мыслю я, -
по чьей великой воле
в такой одежде с вами я
здесь повстречалась в поле?

Да я бы сбегала домой,
обновку б хоть надела…”

А он глядит – такой родной,
И я гляжу несмело.
Гляжу, подружки, и стою.
А он: “Вы удивились?”
И руку подаёт свою,
и мы разговорились.

Он с трубкою своей резной,
в костюмчике военном
таким душевным был со мной,
сердечным, откровенным.



Я говорю ему, что наш
колхоз в большом почёте.
Он вынимает карандаш
и пишет всё в блокноте.

А я, подруженьки, стою.
А он, прервав писанье,
спросил фамилию мою
и по работе званье.

И почему-то стало мне
свежо, как на морозе.
“А как в дубравской стороне
живёте вы в колхозе?”

Молчу. Не знаю, что сказать,
с чего ответ ему начать.

“Товарищ Сталин, - говорю, -
заверю вас на месте:
Дубровка наша к Октябрю
придёт с подарком чести.
Мы всю страну снабдим зерном…”

“Постойте-ка, Смирнова.
Я, - говорит он, - не о том
хочу услышать слово.
Всё это правильно. Но вот
скажите: как народ живёт?
Скажите за своих людей
иль о себе хотя бы,
но только просто, без статей,
не в мировом масштабе.
Душою не кривите,
Открыто говорите”.

“Я тайн в себе не берегу –
открыто всё сказать могу.
Мы жили до войны в селе
привольно и богато,
а летось вот на всей земле
случилось трудновато.
Чего скрывать? Была одна
беда – в сусеке сухо.
Встаёшь бывало до звена,
Захочешь есть – опять она,
Проклятая макуха.
Я понимаю, что у нас
на это две причины:
война, товарищ Сталин, - раз
и два – неурожай как раз,
не знать бы той кручины…
Сейчас совсем другой вопрос:
Хлеба в полях – на славу.
И я скажу, что наш колхоз
Трудами горд по праву.

Ой, сколько, - говорю, - пришлось
Дней напролёт трудиться,
Чтоб всем народам довелось
плодами насладиться

Скажу, товарищ Сталин, вам,
не ваша б коль забота,
не знали б мы, что делать нам:
без помощи моим рукам
невмоготу работа…”

“Я рад за ваших земляков”…



И мы простились так тепло,
наговорились вволю.
Над головою солнце шло,
А Сталин
шёл по полю.



И был таким святым покой –
родной земли цветенье.

- К чему б, девчата, сон такой?
- А это к счастью, Ксенья…

А. Недогонов, 1947 г.



3. ВЛАСТЕЛИНЫ МИРА



96. Грядущий город (отр.)

Нам не помогали гномы с Марса
На планете наводить порядок.
Нашими руками обновлялся
Этот мир – из взрывов и из радуг.

А. Межиров


97. "Цимлянская быль" (отр. из поэмы)

Был на собранье
И парторг Петров.
Не торопясь,
Не тратя лишних слов,
Он, как художник,
Рисовал картину,
Рассказывал,
Как изучил машину,
Как технику
Освоил человек,
Соединить решивший
Русла рек.
Плотина из железа
И бетона,
Что будет под Цимлой
Возведена,
Не только
Старое теченье Дона –
Изменит в корне
Вашу жизнь она.
На Северном портале
Под землёй
Метро степное
Роет Туннельстрой.
Пойдёт по оросительным
Каналам
Вода, добытая
В старательном труде,
Чтоб сказка дедов
О живой воде
Для нас теперь
Цимлянской былью стала.
А сеять будете
Кенаф, пшеницу, рис.
Траншеи цитрусов
Заложите для пробы
Такой завидной
Станет наша жизнь.
Что лопнут
Все враги от злобы. –
Кузьма Кузьмич,
Колхозный пчеловод:
Дозвольте, - говорит, -
Мне тоже слово.
Живу уже
Восьмидесятый год,
Но даже в сказках
Не слыхал такого:
Чтоб хутора
И целые станицы
Могли, как птицы,
Вмиг переселиться
Не чудом,
Не по щучьему веленью,
По нашему партийному хотенью.
Бывало пасеку
Чтоб вывезти за хутор,
Затылок чешешь:
Мол, придётся круто.
А хата, всем понятно,
Что не улей.
Видать, далеко
Мы теперь шагнули.
Оно, конечно,
Нелегко родное,
Родительское место
Покидать.
Но дело-то
Задумано большое,
И, я сказал бы,
Даже мировое:
Чтоб дело мира,
Значит, укреплять. –
И бабка Дарья
Слова попросила:
Здесь моего Трофимыча
Могила,
Здесь и умру,
Когда придут года,
На кой мне ляд
Морская та вода?
Отсюда не уеду
Никуда.
Ну что же, оставайся.
Будь здорова! –
Кричит ей с места
Зоя Карнакова. –
На дне, как водяной,
Ты будешь жить,
А мы тебя приедем
Навестить. –
И смех и шутки…

А. Гарнакерьян


98. На дне морском

Идёт и жатва, и покос,
И обмолот потом.
А между тем стоит колхоз
На самом дне морском.

И снится мне уже давно
Один и тот же сон:
Сазан ныряет к нам в окно,
Как будто птица он;

И над поветью, над трубой,
Похож на самолёт,
Корабль проходит голубой,
Винтами воду бьёт;

И в переулок возле нас,
В ольховые кусты,
Как марсианин, водолаз
Спустился с высоты…

Ещё всё это сон пока,
Ещё, как и всегда,
Кочуют в небе облака
И по буграм стада,

Над степью, пыльной и сухой,
Проходит самолёт,
И не плотица под стрехой,
А ласточка снуёт.

Но ночь и день, скорее чтоб
Шуметь волне кругом,
В степи шагает землекоп
С пятиэтажный дом,

Глотает с шумом землесос
Размытые пески,
Чтоб гребень дамбы рос да рос
По берегам реки.

Спорится дело, и вот-вот
Наступит срок, когда
И степь, и улицу зальёт
Глубокая вода.

За тридцать вёрст, за сорок вёрст,
За синий край холма
На юг уедет наш колхоз,
Деревья и дома.

И если спросят у меня,
Где я когда-то рос,
Скажу: - Со дна морского я!
Там наш стоял колхоз!

Скажу, и все поверят мне,
Ведь каждый знает сам –
Нет счёта в нашей стороне
Великим чудесам!

Н. Грибачёв


99. Персик

… Еще врага широкий клин
Над Волгой нависал,
Еще фон Паулюс в Берлин
Реляции писал, -

А был решён уже в Кремле
Проект Фархадской ГЭС.
Уже на кальке, на столе,
Был дан её разрез.

И приступает Фархадстрой
К большой Фархадской ГЭС,
Но трудности росли порой,
Казалось до небес.

В пещере, где встречал Фархад
Красавицу Ширин,
С трудом был размещён отряд
Строителей плотин.

С лопатой, кетменём, киркой
Под гул, и плеск, и свист
Рванулись на борьбе с рекой,
И первым – коммунист.

И был повёрнут вековой
Реки могучей ствол.
И, разъярённый, грозовой,
Стихает ропот волн.

Вспоённые Фархадской ГЭС,
Селенья зацвели.
То был не мнимый рай небес,
А зримый рай земли.

Корзину персиков в Москву
В подарок шлёт колхоз.
Их погрузили в синеву,
Их самолёт унёс.

Узбечка, девушка-краса;
В одежде из шелков,
Разделена её коса
На двадцать ручейков, -

Махнула лётчику рукой,
Чтоб был полёт хорош:
"Друг, не забудь – куда, какой,
К о м у ты груз везёшь!"

И получает адресат
Чудесные плоды.
Взрастил их персиковый сад,
Цветущий сын воды.

Они извлечены на свет
И в вазе голубой
Дипломатический обед
Украсили собой.

И зарубежный дипломат,
Галантный, как всегда,
Отметил вкус и аромат
Советского плода.

И дипломат, подняв бокал,
На персик поглядел:
Плод был наполовину ал,
Наполовину бел.

Оратор молвил: "Шар земной
Напоминает он,
Который надвое одной
Чертою разделён".

Но дипломат был близорук,
Он несколько косил,
Благодаря чему не вдруг
Он персик раскусил.

Лишь поднеся его ко рту,
Он понял, наконец,
Что заповедную черту
Перешагнул багрец.

Что пурпур, обтекая шар,
Повсюду проступал.
И гость, утратив речи дар,
Не допил свой бокал.

И был смущен, как никогда,
Тот мистер или лорд.
Хозяин улыбнулся: "Да.
Такой уж это сорт…"

Воскликнем же и мы вослед:
"Такой уж это сорт!"
С лица планеты алый цвет
Вовек не будет стёрт,

Чтобы алеющий Восток
Всё далее стремил
Всепобеждающий поток
Животворящих сил.

В. Инбер, 1951 г.


100. Твоя сила

Ты вздрогнула. Далёкий гул
Колясочку твою
Как будто ветром шевельнул.
Баюшки-баю.
Спит кукла, мишка и волчок,
Спокоен детский сон.
Откуда к нам пришёл толчок?
Что означает он?
… В тайге, за тридевять земель,
В другом конце страны,
Где жёлтых листьев акварель
Не гаснет до весны,
Стоит гранитная гора,
Нам преграждая путь.
Давным-давно её пора
Вверх дном перевернуть,
Давным-давно она должна
Отдать руду свою.
Усни, дочурка. Ночь темна.
Баюшки-баю.
… Там жил геологов отряд,
В морозе и жаре,
Двенадцать месяцев подряд
Он ползал по горе;
Потом доставил самолёт
Профессоров туда,
Потом пришёл сапёрный взвод,
Ребята – хоть куда.
И командир их молодой,
Как долг ему велит,
Закладывал снаряд взрывной –
Не тол, не динамит.
Есть посильнее вещество
Теперь в твоём краю.
Не буду называть его…
Баюшки-баю.
Тайгу в округе осветив
Сияньем золотым,
В урочный час раздался взрыв, -
Гранит развеян в дым.
Исчезла старая гора,
А гул взрывной волны
Задел к пяти часам утра
Младенческие сны,
Как дуновенье ветерка
В далёком далеке…
Спи, девочка!
Твоя рука
Лежит в моей руке.
Пусть к зарубежным берегам
Докатится волна.
Предупреждением врагам
Там прозвучит она.
Рассыпалась гора, как пыль,
Отдав руду свою.
Недавно сказка – нынче быль.
Баюшки-баю.

Е. Долматовский, 1949 г.


101. Строители

Зимы и зноя победители
Живут земли моей строители.
Они, рукастые, лобастые,
Живут, заслугами не хвастая.
Добытчики весны и руд.
За перевалами суровыми
Они орешками кедровыми
В лицо метелицы плюют.

Г. Флоров


102. Солнцу

Праздник молодёжи! Солнце, выплывай,
Нам тепла и света больше подавай.
Силищей жаркой
на празднике отменном
Потягайся, солнце, с нашими спортсменами!
Да не зазнавайся ты, источник жизни, -
Мало ли что будет с тобой при коммунизме!
Кто-кто, а мы-то знаем, - науке нет предела,
Вдруг да и останешься
ты у нас без дела?
Атомной энергией
землю обогреем,
Без тебя распашем,
без тебя посеем,
Впрочем, это – в шутку.
Солнце, выплывай,
Нам тепла и света
больше подавай!

Н. Ивановский


<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ АНТОЛОГИИ ВПЕРЁД -->

К ОГЛАВЛЕНИЮ РАЗДЕЛА