VII. ЛЫРИКА


1. ЛЮБОВНАЯ ЛЫРИКА



136. "Люда"

Писали имена любимых
На медальонах золотых,
На скалах, временем дробимых,
И на деревьях вековых.

А здесь влюбленный - не забуду -
В своей уральской прямоте
Электросваркой выжег "Люда"
На металлической плите!

С. Капутикян, 1949 г.


137. В одной конторе

Волнуются люди у кассы:
- Ну, что там?
Ну что там, скажите, случилось опять?
Куда же годится такая работа,
Нам что же, до ночи придётся стоять? -
В окошечко смотрит кассир через силу:
Глаза утомлённые, сомкнутый рот…
Но ждать не желая, торопит кассира,
Ворчит и шумит недовольный народ.
За сорок ему… Худощавый и лысый,
Всегда он корректным и сдержанным был.
Единственно, шахматы страстно любил.
И, если бы после работы партнёра
Домой не тянуло к детишкам, к жене,
Кассир бы не скоро ушёл из конторы,
Играл до утра бы, счастливый вполне.
… В то утро чуть-чуть запоздал он. Ни слова
Не вымолвил, тут же за счёты засев.
Лицо его замкнуто было, сурово,
Как будто бы сейф, недоступный для всех.
Но как-то, сквозь стены проникнув случайно,
В балансах и счётах шепча и шурша,
Пошла по конторе печальная тайна:
- Жена от кассира с ребёнком ушла!..
Вот близится час окончанья работы,
Как веки, захлопнулись папки, устав…
Пора по домам! Но сотрудники что-то
Замешкались, видно, - сидят на местах.
Жена у того не вернулась с работы,
Свиданье в конторе назначил другой,
А вот счетоводу сегодня охота
Добиться реванша ценою любой…
… Дни горя идут чередою холодной,
И с видом беспечным, молчанье храня,
Сражаются в шахматы, поочерёдно,
Сотрудники после рабочего дня.
И только лишь заполночь, в миг расставанья,
Когда начинает белеть небосвод,
По-прежнему молча, кассир на прощанье
Товарищу руку признательно жмёт…
Волнуются люди у кассы. - Ну что там!
Из ваты, видать у кассира рука…
- А там ведь и счастье своё, и заботы,
Не только бумаг бесконечных река.
А там ведь, с душою большою и нежной,
В тревогах живёт трудовая семья.
Не надо бросаться словами небрежно,
Не надо шуметь, потрепите, друзья!..

С. Капутикян, 1955 г.



138. Пятно на Доске почёта

Средь фотографий на Доске почёта
Пустое место - сняли чьё-то фото.
На кумаче, чуть выцветшем, - пятно,
На чьей-то репутации оно. …
Подходит дед, ворчит угрюмый дед,
Приклеивая девичий портрет:
- Вот, брат, позорный факт: с Доски почёта
(Красавица!) ворует снимки кто-то…

И я стою немного умилённый
Перед пятном любви неразделённой.

Н. Савостик



139. Легенда

Уступая девушке любимой,
Юноша убил родную мать,
Чтобы сердце матери родимой
Этой гордой девушке отдать.
Нёс он дорогой подарок милой
И упал, споткнувшись о порог.
Сердце уронил, и вдруг спросило
Сердце: - Не ушибся ль ты, сынок?..

М. Лисянский



140. Глаза не врут

Ты мне чужой казалась поначалу…
Диван цветастый,
В красной коже двери,
Чехлы на стульях -
Всё меня пугало,
На всё смотрел я, ничему не веря.

Тяжёлые вишнёвые гардины,
В серванте рюмки и тарелок горки, -
Хрусталины на люстре, точно льдины, -
Мне было здесь и холодно и горько.

И вот зима сменяется апрелем,
Стучат дожди по головам булыжин…
С такой тоской глаза твои смотрели,
Что, вздрогнув, я придвинулся к ним ближе.

И мне теперь уже никто не страшен:
Ни лев твой яркий с плюшевою лапой,
Ни громкая роскошная мамаша,
Ни суховатый зачехлённый папа.

Смотрю в твои глаза, шепчу им что-то,
Шепчу, тебя впервые обнимая.
Они чужие здесь. Без позолоты
Они простые, как река степная.

М. Годенко, 1958 г.


141.

Рано в садике стало темно,
Я давно тебя жду не дождусь.
Обломали сирень. Под окном
Поселилась вечерняя грусть.

Обломали сирень. Скорей
Я бы руки им обломал!
Я впервые тебя под ней
Майским утром поцеловал.

В. Осинин, 1967 г.


142. В этом я убеждён

Мне знакомый мой - критик - однажды сказал:
"Что ты пишешь, приятель, опять о любви?
Ты одну бы из тем современности взял -
И не тратил бы попусту силы свои…

Ведь любовь воспевали Эсхил и Гомер,
Еврипид и Боккаччо, Пушкин и Фет".
Он напористым был. За примером - пример…
Но ни слова ему не сказал я в ответ.

Вспоминая о критике этом не раз,
Я упрёки его отвергал вновь и вновь -
Что б ни слышало ухо, ни видел бы глаз -
Я везде находил ту же тему - любовь.

Майский вечер. Ташкентцы заполнили сквер.
Расцветают пионы, ромашки цветут.
Не о тех ли влюблённых далёкий Гомер
С вдохновеньем писал, что в аллеях идут?

Время нынче не то, нынче люди не те -
Коммунизма заря освещает нам путь.
Но любовь, как и в древности, с нами везде,
Будит мысли, порывы, волнует нам грудь.

Нынче шире любовь, нынче ярче она
(Кто в какие века так любил? Назови!),
Потому что в Отчизне любимой - весна,
Потому что свобода - источник любви.

Человек человеку был волком века,
А любовь - только звоном интимных страстей…
В наше время любовь - это счастья река,
Чудотворная сила советских людей.

Кайрак-Кумская ГЭС. Вырос город в степи
Словно море - хранилище синей воды.
Здесь пустыне сказал человек: "Отступи!
Мы здесь хлопок посеем, заложим сады!"

Разве мог бы узбек, разве мог бы таджик
Без взаимной любви строить быстро ту ГЭС?
Их большая любовь - неизбывный родник
Героических дел и реальных чудес.

Без любви мы страну не могли б уберечь
И ответить ударом врагу на удар.
Без любви монотонною стала бы речь,
И любой человек - от рождения стар.

Без любви мы плясать бы и петь не могли,
Не могли бы к вершинам науки идти,
Не могли бы руду добывать из земли,
Был бы каждый всегда одиноким в пути.

Кто не любит, тот в жизни своей обеднён.
Песнь великой любви не заглушишь ничем.
Слышишь, критик, любовь - в этом я убеждён -
Будет вечно в числе современнейших тем!

Л. Шабшай



143. Любовная шуточная

Не дивимся, если хлопец
Ходит с дивчиной за тын.
А дивимся, если хлопец
Ходит по двору один.

Мы таких сейчас к ответу -
Хоть в каком он будь чину. "
Есть супруга или нету?
Если нет, то почему?"

Побалакаем. Расспросим.
Вызовем. Поговорим.
Не согласен? Перебросим
На работу
В Крым.

Пусть попробует на юге,
Где сама земля, как печь,
От воды и от супруги
Хлопец сердце уберечь!

… Не дивимся, если дядя
Ходит с дивчиной за тын,
А БОИМСЯ, если дядя
Долго ходит холостым.

Мы таких сейчас к ответу:
"Почему и отчего
ПРОМЫШЛЯЕТЕ и нету,
Дядя, саду СВЕГО?"
Побалакаем. Расспросим.
Вызовем. Поговорим.
Не согласен? Перебросим
на работу,
Но… в Нарым.

Пусть на Севере далёком,
Где снегов белеет гладь,
Где насколько хватит око,
Человека не видать,

Где медведь идёт по следу,
Где и птице негде сесть,
Пусть попробует к соседу
В сад супружеский залезть!

И. Уткин, 1936 г.


2. ЗАРИСОВКИ



144.

Между домами старыми,
Между заборами бурыми,
Меж скрипучими тротуарами
Бронемашина движется.

Душки трепещут за шторами, -
Пушки стоят на платформе,
Смотрит упорными взорами
Славный шофер – Революция.

Руки у ней в бензине,
Пальцы у ней в керосине,
А глаза у ней синие-синие,
Синие, как у России.

Л. Мартынов, 1922 г.


145. Обед

Снял пробу врач и командир полка.
Бушуют щи,
гремит бачков железо,
И затекла узластая рука
вспотевшего до нитки хлебореза.
Дыханьем кухни зимний день согрет.
Взметнулся крик: - Готовься на обед!

На лестнице штабной у часовых
От запахов тугие скулы сводит.
Под хряск сапог с занятий полевых
В мощёный двор за песней песня входит.
Но времени для перекура нет.
Гремят казармы: - Стройся на обед!

Столы клеёнкой свежею горят,
В котлах лужёных теплятся томаты.
Без шапок полк.
Застыл за рядом ряд.
В безмолвном ожидании команды.
Но нетерпенья натянулась нить,
И кончено: - К обеду приступить!

И поднимают крышки. В медном звоне
Тяжёлый пар клубится по полам.
Обед настал в далёком гарнизоне,
И день переломился пополам.

Е. Винокуров, 1947 г.


146. Степь зимою

Зимою в степи
далеко видать…

В. Журавлёв


147. ТЭЦ зимним утром

… Как даль гудронная ясна!
Как утром магией мороза
Градирен будничная проза
В поэзию обращена!

И радость жить в такое утро,
Когда столбами в небеса
Пар в переливах перламутра
Из трёх градирен поднялся.

О. Колычев, 1954 г.


148. Сеялки синие

Я стою на мосту,
и смотрю я на линию,
Где платформы идут
вереницею длинною.
Вижу: сеялки синие
движутся, движутся,
И так радостно дышится,
по-весеннему дышится…

О. Колычев, 1954 г.


149. Синяя чушка

Новорождённая чушка
Лежит на моей руке…
И вспомнилась мне речушка,
Бегущая в тальнике.

Тихо звенящие сосны.
Посвист охотничьих пуль.
Бег молниеносный
Вспугнутых нами косуль.

Дорога. Рассказы дорожные
Совсем не седой старины,
Как хрюкали здесь таёжные
Чушки и кабаны.

Всё это было, было
Недавно, невдалеке…
И потому-то мне мило
Чушку держать в руке.

… мастер по алюминию
Совсем молодой новожил.
Чушку
Горячую, синюю
На руку мне положил.

Не ту, не из дикого стада,
Что роет Саянский лес,
А ту, которую надо
Нам позарез:

Для городов,
Для колхозных
Необозримых полей
И прямо сказать - для звёздных
Космических кораблей!

И. Луговской.


150. На станции “Маяковская”

Станция метро –
площадь Маяковского.
Здесь снуют ежеминутно поезда.
Сталью нержавеющей поблескивая,
высятся колонны в два ряда…

Вдруг увидел я
людей в нарядах странных:
из далёкой Индии приехавших гостей,
в платьях огненных,
в халатах и тюрбанах…
С эскалатора сошли они
и встали у путей.
Кто остановил свой взор на стали,
кто на мраморе,
кто в плафоны
вглядывался остро.
Видно, сравнивали
со своими храмами
зал
московского метро.
Вместе с ними,
поправляя галстук алый,
ясноглаз,
спокоен, светло-рус,
как хозяин,
пионер ходил по залу…
Долго на него смотрел
поэт-индус.

Подошёл к нему,
по голове погладил –
слёзы по щекам морщинистым бегут.
И, в глаза мальчишки голубые глядя,
улыбнулся пионеру:
“Вери гуд!”

(Может, вспомнил он
детей рабочих,
зябнувших от голода
в тропической ночи…)

Улыбались все индусы,
улыбался переводчик,
улыбался пионер
и окружающие москвичи.

Снова подлетел к перрону поезд.
Сразу двери настежь – заходи!
Делегация вошла в вагон
с толпою,
и старик вошёл,
сложив ладони на груди…

Н. Старшинов


151. Музыкант

Волнуясь, он садится за рояль,
В ряды бросает пригоршнями звуки.
Мне хорошо знакомы эти руки,
До блеска доводящие деталь.

Заслушались. Никто не шелохнётся.
Недаром красный уголок молчит, -
Здесь сердце композиторское бьётся:
Ты слышишь, слышишь, как оно стучит?

Я музыкантов с детства уважаю.
А этого готов расцеловать
За то, что мог он музыкантом стать,
В цеху ни от кого не отставая.

Н. Рогов


152.

Своеобразный стол находок –
Комиссионный магазин!
Чего здесь нет!.. Старинный кодак,
Лампада, грабли, карабин,

Тетрадь с шершавыми следами
Песком посыпанных чернил.
Картина в потускневшей раме,
Где нарисован древний Нил.

Накидка из тяжёлых кружев,
Цветной фарфор и серебро…
Я улыбнулся, обнаружив
Дьяка гусиное перо.

И мне подумалось о сыне:
Он рассмеётся в некий час,
В комиссионном магазине
Увидев мой противогаз.

Ю. Инге, 1940 г.


153. Рыцарь

Обозвали девочку собакой,
Репой, тумбой в ленточках цветных.
И когда полез мальчишка в драку,
Зубы сжав. Один на четверых.

Им досталось, и ему влетело.
Пуговицы брызнули в песок.
Ванькой-встанькой поднимался смело
Вновь и вновь мальчишка, сбитый с ног.

Оттащили няньки забияку,
Хмурый дворник свёл его домой,
Но не зря полез мальчишка в драку:
Девочка была глухонемой.

А. Коваленков, 1956 г.


154. О скворцах

Скоро кончится белая вьюга.
Потекут голубые ручьи.
Все скворечники в сторону юга
Навострили оконца свои.

В силу древних обычаев здешних
Мы жилища готовим певцам.
За морями родные скворечни
Обязательно снятся скворцам.

Здесь родились, летать научились,
Значит, родина ихняя здесь.
- Воротились! Скворцы воротились! –
Раздаётся мальчишечья весть.

Можно галку убить и сороку,
Но обычаи наши строги:
Ни один сорванец босоногий
На скворца не поднимет руки.

Но однажды за крайним овином
Наблюдал с удивлением я,
Как серьёзный и взрослый мужчина
Прямо в стаю пальнул из ружья.

Вся окрестность ответила стоном.
Сукин сын! Что ты делаешь тут?
Он ответил спокойно: - А что нам,
Всё равно их принцессы сожрут.

Ты-то молод, а мы брат, бывали
И видали таких молодцов…
Помню, раз заходили в Австралию –
Там на тонны считают скворцов.

Расставляются гиблые сети,
Из капрона тончайшая снасть.
Так зачем же от нас-то лететь им?
Чтобы в эти капроны попасть?

Заготовщику – денежки, дурно ли,
Не опасный, а прибыльный труд!
И везут их в столицы культурные,
В королевские виллы везут.

Соберутся высокие гости,
Драгоценные камни надев,
И ломаются тонкие кости
На жемчужных зубах королев.

… Вот и снова погода сырая,
Скоро кончится бешенство вьюг.
По России от края до края
Все скворечники смотрят на юг!

В. Солоухин


155. Муравьи

Соломинки на спины,
Как брёвнышки, взвалив,
Хлопочет муравьиный
Рабочий коллектив.

На холмики рискуя
Ступить то там, то тут,
Стараюсь, обхожу я:
Ещё бы, тоже труд!

А. Марков


156. Пчёлы

Приходит ночь. Уснули в поле жницы,
Чтобы чуть свет приняться за дела.
И, опоздав в свой улей возвратиться,
Ночует в колокольчике пчела.

И вот опять шумят поля и долы.
А я к весёлым жницам подойду
И вспомню пчёл:
Мне кажется, что пчёлы
У нас в колхозе учатся труду.

П. Комаров


157. Рядовой гражданин

Рядовой гражданин… А в наличии
Есть советская власть у меня,
И партийных зданий величие,
И дорога,
и цель,
и броня,

И страна –
где в почёте работники,
И священное чувство одно, -
Что со мной,
Как на первом субботнике,
Сам Ильич
Поднимает бревно.

С. Смирнов, 1956 г.


3. ФИЛОСОФСКАЯ ЛЫРИКА



158. Бетховен

Глухой?
Пьянчуга?
С чуткой тростью
в зубах, а кончик на рояле?!
Всю эту ложь, наветы
бросьте,
навеки бросьте!
Вам наврали.
Бетховен?
…Кто-то постучал.
Он встал. Но никого за дверью.
Он сам пошёл. Сквозь ночь бежал!
Он сам стучал! Он сам за дверью!!
Взвивайся, красный петушок!
Лезь в министерства, пастушок!
Как солнце, колокол гудит
и, воздух комкая, горит.
И -
комиссары по коням:
"По морям, по волнам…"
В глазах - свобода, не корысть!
Свистят улыбистые сабли.
Колчак в медалях, как карась,
угрюмо утирает сопли!
Отныне
не бывать коронам.
За Октябрём -
лежит весна.
Земля, что сверху, - вся голодным.
Поглубже с метр - буржуям вся!
Ты обагрённая в крови,
век, Революция, живи!
…Снимите шлемы. Сохнут слёзы.
Ползут гадюки по плакату.
"Ильич, родной, ты не проснёшься? Играют
"Аппасионату"…"

Р. Солнцев


159. Богатыри.

Закурим, что ли?
С крышки портсигара
На степь взглянули три богатыря.
Пред ними над землёю пряди пара
В огне сжигала яркая заря.

Застыли под наездниками кони,
В зубах зажав стальные удила,
И Муромец свой взгляд из-под ладони
Направил на околицу села.

За полосой Черниговского тракта,
Где век назад лежал глухой пустырь,
Впервые увидав, как чудо, трактор,
На стременах поднялся богатырь.

Явился тракторист.
"Силён ли, слаб ли? -
О нём подумал воин. - Погляжу".
А тот рычаг нажал, и, словно сабли,
Подплужники, сверкнув, вошли в межу.

Проснулись в роще звонкие зорянки…
Илья подъехал к свежей борозде
И всё смотрел на парня у баранки,
Улыбку пряча в русой бороде.

Здесь не было разбойничьего свиста
И не шумели волны ковыля,
Но видно, что по хватке тракториста
Свою родную степь узнал Илья.

Недаром он Алёше и Добрыне
Сказал, глаза сощуря от зари:

- Вы только поглядите, братцы,
Ныне Какие на Руси богатыри!

Б.Спринчан


160. Подарок

С конвейера бульдозер слез,
Сошёл на землю, как с вершины.
На нём плакат:
"Каховской ГЭС -
от коллектива "Дормашины"".

И сразу наш бульдозерист,
Хоть ветер был колюч и резок,
А грунт расхлябан и бугрист,
Дороги выгладил отрезок.

Ушёл в Каховку, грохоча,
Бульдозер по дороге старой,
Отвалом землю волоча,
Мигнув нам на прощанье фарой.
Унёс он гору в пятерне,
Не посрамив фабричной марки.

Скажи, в какой ещё стране
Такие делают подарки?!

В. Бершадский.


161. Ленинский проспект.

Вот идёшь ты,
Мирный человек,
Только под ногами
Временами
Вдруг
Возьмёт
И глухо хрустнет снег,
Как о выстреле воспоминанье.

Это только хруст
И только скрип.
И как будто нету основанья,
Чтобы вновь сакраментальный гриб
Вырос над людскими головами.

Пусть грибками
Славится кефир!
Видишь, всюду вывесок сверканье:
"Мясо", "Рыба", "Птица", "Обувь", "Ткани".
Добрый мир.

Добрый мир,
Который я люблю,
Ты недавно вышел из окопов.
Я тебе чего-нибудь куплю
В магазине изотопов.

Л. Мартынов, 1960 г.


162.

Как-то к слову, мимоходом,
Мне признался мой сосед:
"Я женат уже два года,
Только жаль - детишек нет!"

Я на то ему ответил:
"Будут дочки и сыны,
Будет всё на этом свете,
Лишь бы не было войны!"

С. Машков.


163. Возможный случай в поезде метро

В сорок первом, в сорок третьем
Иль в другом каком году
Два дружка друг друга встретят,
Встретят, взглянут… и пройдут.
В этом память не порука
В наши занятые дни.
Что-то вспомнят, но друг друга,
Поседевшие, они
Не припомнят, не узнают -
Только рядом посидят.
Пять перронов просияют,
Пять пролётов пролетят.
Будет мчаться светлый поезд
Из подземной глубины,
Где дружки в воде по пояс
Проходили плывуны.
Шли они в забое рядом,
Штольню трудную вели…
Кто-нибудь из них под взглядом
Бровью чуть пошевелил,
Но друг друга не узнают,
Только рядом посидят…
Пять перронов просияют,
Пять пролётов пролетят.

С. Щипачёв, 1934 г.


164. Каменщица

Возводит стены девушка с утра,
Простая дочь труда - не белоручка.
Не Паши ли Ангелиной сестра?
Не Даши Севастопольской ли внучка?

В. Бершадский


165. Старик.

Двор МТС, закатом заметённый,
Всё утихал.
Плотней ложились тени.
Стоял над душевой весёлый гомон,
Устало рассыпались голоса.
Шли по домам рабочие и дружно
Кивали старику:
- Спокойной ночи!..
И уходили…

Так вечерело.
Так и вечерело…
Тогда старик за дело принимался:
Ворота закрывал и шёл к машинам,
Похлопывал, поглаживал хозяйски
Луною освещённые бока.
Потом влезал на самый крайний трактор,
Что у ворот,
Садился на сиденье,
Склоняя голову на рычаги.
А ночь дышала.
Трактор тихо ожил,
Пошёл, пошёл…
Парное поле,
А перед ним лежало
Парное поле, борозды…
Вдали
Шумела рожь озимая без края.
Вставало солнце.
Близилась страда.
Гудел мотор.
В работе жаркой взмокла
Рубаха на спине у тракториста,
Он капельки с лица, смеясь, стирает
Плечом, не выпуская рычагов.
- Эй, кто там на машине?
- Кто там?
- Кто там?
- Да это Васька!.. - ахают девчата,
Роняя неожиданно серпы.
А рожь сама за трактором ложится,
Комбайн стрекочет,
Из села за горой
Гармонь доносит тонкий перебор.
Потом в лицо повеяло прохладой.
Дрожит в руках машина, день в разгаре,
И дышится легко под этим небом…
- Опять уснул.
- Слабеет дед Василий!
Пожалуй, надо сторожа менять, -
Толкуют, собираясь, трактористы,
Жалеют…
А старик с улыбкой гордой
Спит, на большой рычаг облокотясь.
И юность не придёт уже обратно,
Страда к нему обратно не вернётся.
Рассвет идёт на цыпочках к нему.
- Не надо, я прошу вас, не будите!
Он на свиданье с юностью далёкой,
Постойте, пусть досмотрит эти сны.

М. Луконин.


166. Спичка.

В плену фашистском, в голом поле,
за проволокою колючей
Друг умирающий шепнул мне
в последний миг, в последний раз:
- Возьми. Одна осталась спичка.
Храни её на крайний случай.
Она тебе сослужит службу
и станет другом в трудный час.

Я в ту же ночь бежал от смерти,
покинул этот страшный лагерь.
Не раз хотел зажечь я спичку.
Но нет, и так смогу пройти!
Эх, закурить бы!
Нет, потерпишь!
Погреться б у костра в овраге!
Нет, не могу расстаться с другом!
Без друга страшно быть в пути.
Распухли ноги.
Полз и полз я, покуда не дополз куда-то…
Вокруг советские ребята.
Сижу в землянке у стола.
Я свёртываю папиросу -
мне дали закурить солдаты.
Полез за спичкой я.
Но спичка…
она горелая была.

О. Дриз,
пер. с идиш А. Ревич



167. Первая могила.

Тяжело…

Не поплачут над ним здесь
ни мать,
ни отец,
ни жена.

Тяжело…

Лишь метель,
как гвоздем по стеклу,
пятернёю скрежещет по насту.

Тяжело…

И в потёмках снегов
завывает, как зверь, тишина.

Тяжело…

По железу промёрзлой земли
глухо стукает заступ.

Тяжело…

В первый раз
за баранку он сел,
чтоб доставить в совхоз
семена.

В первый раз…

И, летя
сквозь ослепший буран,
в полынью угодила дорога.

Целина…

Он в глаза не видал целины,
потому что под снегом она,
целина.

Тяжело…

Душит думы тоска,
и сосёт моё сердце тревога.

В черном небе холодном
солнце мутное,
словно дыра.
Необжитая дикая степь -
неразумная сила.

Трактора…

На усадьбе совхоза
ещё ни кола ни двора.

И одною из первых построек
стала первая эта могила.

Тяжело.
Тяжело на душе…

В. Журавлёв


168. Саша Кузнецов

В Полтаве,
В сквере городском,
В зелёном тихом пламени,
Под нарисованным флажком,
Как под гвардейским знаменем,
Под легендарною звездой
В цветах могила братская;
Лежит в ней воин молодой,
В ней спит судьба солдатская
В кругу товарищей-бойцов,
Чей путь оборван бомбою…
Мой друг, мой Саша Кузнецов,
Прости вину огромную,
Мою вину перед тобой
За то, что на свидание
Иду протоптанной тропой -
И нет мне оправдания!
За то, что я стою впервой
Пред этою могилою.
И слышу добрый голос твой:
- Я не прощу - помилую! -
Я вижу чёрный хохолок,
Глаза улыбкой светятся,
И тает, тает холодок…
- Вот как пришлось нам встретиться!

…Цветы в росе, и оттого
Вокруг простор сверкающий.
А ведь в Полтаве у него,
У Саши, нет товарищей.
Нет ни родных и ни друзей,
Лишь ласточка попутная…
Ограда.
Шелест тополей.
В тени скамья уютная.
Тропинки с четырёх сторон,
Две женщины с букетами…
Родился, жил, работал он
Вдали от места этого.
Он рос на севере,
В краю,
Где Волга льётся сказкою,
А отдал молодость свою
За тишину полтавскую.
Под братским знаменем бойцов,
Среди великих почестей
Мой друг, мой Саша Кузнецов,
Не знает одиночества.
Как будто он вчера уснул
Под тополем торжественным.

Я с благодарностью взглянул
В глаза полтавским женщинам.

М. Лисянский, 1956 г.


169. Он не мог не быть!

Недавно я вообразить пыталась,
Хотя с трудом, по правде говоря,
Что если б всё по-старому осталось
И не было б в России Октября?!

И мне вообразилась вереница
Глухонемых, тягуче длинных лет,
Казалось, людям сон неясный снится,
Надежд померкших еле брезжит свет.

Не находилось никаких заметок
В душевной памяти полупустой -
Ни подвигов, ни гроз, ни пятилеток
С их беспокойной строгой красотой.

Я видела сырых подвалов плесень,
Блистательную спесь особняков,
Брезгливо замыкавших слух от песен,
Жестоких, горьких песен бедняков.

По радио звучал мотив старинный -
Торжественная, мудрая краса…
Но где же голоса с земли целинной,
Где стран чужих родные голоса?

На полках и в шкафах стояли книги.
Но где ж "Разгром", где "Тёркин" среди них?
Где книги Закавказья, Минска, Риги?
Никто не написал их, этих книг.

Читаю жадно Пушкина, Толстого,
Со мной Некрасов гневно говорит.
Но где ж огонь сегодняшнего слова,
Существования иного ритм?!

Вот я смотрю на молодые лица…
Но чем их обитатели живут?
Вот сверстница моя идёт молиться, -
Ей невдомек, что бог живущих - труд.

Бредут все порознь, стары духом, телом.
Художники в бессолнечной глуши
Считают одиночество уделом
Своей особой избранной души.

И отступается воображенье,
Нельзя такое и вообразить.
Октябрь, как жизнь, как времен движенье,
Был потому, что он не мог не быть!

В. Звягинцева.


170.

"Мы - люди маленькие…"
Эти разговоры -
Присловья робости -
Нам стали не к лицу
С тех пор, когда орудия "Авроры"
Огнём прошлись по Зимнему дворцу.
"Кто был ничем…"
Нет, рыцари, герои,
Большие люди встали в полный рост,
И знамя их, окрашено зарёю,
Над сумраком веков взвилось до звёзд.

Чумазые от копоти и крови,
"Мы - не ра-бы", читая по складам,
Они на подвиг шли, с восходом солнца вровень,
И шла история по их святым следам.

А. Ковалёнков, 1955 г.


171.

"Вы не знаете жизни".
Так мне сказал профессор.
Да,
но я много знаю
про облака и ветер.

Смеётся красивая женщина.
Мне говорит:
"Проводи".
Ясная нитка жемчуга
дрожит на её груди.
Профессор,
я вас уважаю,
спорить мне неудобно…
Женщину я провожаю,
целую её у дома.

М. Мацавариани,
пер с груз. Е. Евтушенко



172. Сверстникам

Широкоплечие интеллигенты -
Производственники, фронтовики,
Резкие, словно у плотников, жесты,
Каменное пожатье руки.

Смертью смерть многократно поправшие,
Лично пахавшие столько целин,
Лично, непосредственно бравшие
Столицу Германии - город Берлин.

Тяжелорукие, но легконогие,
Книжки перечитавшие - многие,
Брёвна таскавшие - без числа,
В бой, на врага поднимавшие роту -
Вас ожидают большие дела!
Крепко надеюсь на вашу породу.

Б. Слуцкий


173. Если локоть касается локтя…

Ни бога, ни чёрта - разум
Всё это прикончил разом.
Всё меняется, всё течет;
Разум ныне - и бог, и черт.
Для райского счастья и адской муки
У него в подчинении - руки.
Как ловко движутся пальцы,
Считая звонкость монет!
А кисти, запястья в танце!
Ничего их красивее нет.
Ноги согласно печатают шаг,

В груди нарастает орлиный клёкот,
И шёлк знамён шелестит в ушах.
Ничего на пути, никакие преграды
Не удeржатся, как ни крепки.
Чувство локтя - веление правды.
С ними и слабые - большевики!

В. Костыря


174. В жизни всё…

Смерти нет.
Есть обморок минутный,
И дела -
в наследство тем,
кто бодр.
Тишину
заполнит
будень людный
Острой
неотложностью забот.
Нет забвенья.
Есть безмолвье роста -
Колос,
мускул,
слово правды,
мысль.

В жизни всё неимоверно просто:
Злаки, сила, справедливость, мы.

В. Костыря.


175. Прыжок.

Нашёл подкову. Думаю о счастье.
Но в памяти не цоканье копыт,
А тот кузнечный цех, где юный мастер
У пульта управления стоит.
Он шевельнёт мизинцем - и стотонный
Электромолот танец свой начнёт,
Оранжевый, вишнёво-красный, тёмный
Беря брусок металла а оборот.
И, может статься, в копоти и масле,
В окалине от страшных скоростей,
Диковинный снаряд найдут на Марсе
И встретят удивительных гостей.

А. Ковалёнков, 1956 г.


176. (отр.)

- Эй, товарищ!
Хочешь быть счастливым?
Хочешь жить сегодня в коммунизме?
Если хочешь быть счастливым -
будь им!
Хочешь в коммунизме жить -
живи!

Н. Бялосинская, 1958 г.


4. О ПОЭЗИИ И О СЕБЕ



177. Есть такая сторона…

Есть такая сторона –
русская поэзия:
дорогие имена,
редкая профессия.
Искры огонёк живой –
дар так называемый,
вот и бродит сам не свой
автор уважаемый.

Пушкин, Маяковский, Блок,
Лермонтов с Некрасовым.
Раздувай свой уголёк,
намечай, набрасывай!
Вот она, родная речь,
звуков равновесие.
Как тебя нам не беречь,
русская поэзия!

Каземат да равелин…
Что же вы, молоденький
благородный господин,
собрались в колодники?
Но грозит сквозь снегосей
миру мракобесия
рвущий цепи Енисей –
русская поэзия.

Громоздит, ломает лёд
на волне взлетающей.
Ленин берегом идёт,
с Лениным товарищи, -
дорогие имена,
славная профессия,
поднятая целина –
всей земли поэзия.

Н. Ушаков


178. Учители

Вы пришли
В солдатских сапогах.
Сбит каблук,
Зато уверен шаг.
Пуст карман,
Зато полна душа.
Есть тетрадь
Да два карандаша.

Ночь.
Раскрыть походную тетрадь.
До утра
Писать, писать, писать!
Как нам близок
Ваш солдатский жар,
Фурманов,
Островский и Гайдар!

Изучали
Вас из-под очков
Умники
Из модных кабачков.
И, найдя
Неловких пару фраз,
Усмехались:
- Ох, рабочий класс!

Вы с такими
Дружбы не вели.
Нет, не вам
Бояться этой тли!
Вы таким –
Ударом на удар! -
Фурманов,
Островский и Гайдар.

Изучают
Нас из-под очков
Дети
Кисло-сладких старичков
И, картинно
Глазки закатив,
Шепчут:
- Ах, как грубо! Примитив!

Нет, не нам бояться этой тли.
Мы своих учителей нашли.
Мы, как вы –
Ударом на удар! –
Фурманов,
Островский и Гайдар.

В. Фёдоров


179. Я – рядовой полка

Мне часто говорят друзья:
- Какой же вы поэт?
Пестрит фамилия твоя
В полосках райгазет…
"Районным классиком" зовут,
Пренебрегая тем,
Что строки, хоть и день живут,
Зато доступны всем.
Я знаю –книга и строка, -
Когда они сильны, -
Нужны, как острие штыка
Для воина страны.
Скупа газетная строка,
Но в строках мир открыт.
Здесь партия, её ЦК
С народом говорит.
И мы по силам служим все, -
Я не всего достиг…
И пусть в газетной полосе
Звучит мой скромный стих.
И пусть не книжка вышла в свет, -
За славой не спешу.
В полку
я – рядовой поэт,
Для рядовых пишу.

П. Руденко.


4. О ПОЭЗИИ И И О СЕБЕ



180. На раннем поезде

Люблю печататься в газете,
хотя гурманы говорят,
что на газетчике-поэте
горит клеймо: "второй разряд".

Не признаю и отвергаю
мелкопоместный сей изыск
и убеждённо утверждаю,
что это есть мышиный писк.

Недавно ехал я на дачном
на раннем поезде в Москву
и был счастливо озадачен,
как говорится, наяву.

Вошёл маляр на остановке
и, понимающе держа
газетный лист на изготовке,
воссел на кучу багажа.

"Ну, что же, - вымолвил, - поедем!", -
поправил старый свой треух
и разговорчивым соседям
читать газету начал вслух.

Не мне расписывать с разгону,
как не шутя вагон затих
и как понёсся по вагону
мой лишь вчера рождённый стих.

Я замер. Жаркий ток момента
прошёл по мне, как тыща ватт.
Я вздрогнул, словно перед кем-то
был малость в чём-то виноват.

Казалось, вот сейчас начнётся:
гурману кислому под стать,
какой-нибудь вахлак найдётся
и скажет: "Брось ты дрянь читать!".

Но люди слушали с вниманьем.
Я понял это точно сам
по их весёлым восклицаньям,
по их искрящимся глазам.

Я благодарен был газете!
И, откровенно говоря,
всерьёз подумал, что на свете
живу и действую не зря.

Гурман! Ты вроде не ворона,
но и никак не соловей.
Я не хочу терпеть урона
от кривды благостной твоей.

Расстанься с затхлою молельней,
глаза ничейные протри
и без предвзятости келейной
на жизнь открыто посмотри.

Взгляни на данный факт по чести,
а там уже суди-ряди,
кто держит шаг с народом вместе,
а кто плетётся позади.

С. Васильев


181. Нашей страны коллективный портрет

(Речь на первой сессии Верховного Совета РСФСР
17 июля 1938 года по докладу Мандатной комиссии)

Товарищи депутаты Верховного Совета!
Быть может, впервые в истории земли
В народный парламент вошли поэты,
И вместе с поэтами – рифмы вошли.

Повсюду на свете несчастные Музы
Свободы, работы и прав лишены.
У нас искусство – любимец Союза
И входит в Верховный Совет страны.

Скажите, какой буржуазный регламент
Стихи включил бы в порядок дня?
Мы – новые люди. И в наш парламент
С песней народ посылал меня.

Великая честь для людей искусства –
Быть в Верховном Совете страны,
И мало слов, чтобы выразить чувства,
Которыми мы, делегаты, полны!

В буржуазный парламент путь открывает
Капитал и уменье служить ему, -
У нас в советы людей выбирают
По работе, по честности, по уму.

Народ отбирает из всех профессий
Запевал, застрельщиков и первачей, -
И нет в мире сплава людского чудесней,
И патриотов нет горячей!

В каком парламенте столько женщин?
Где ещё кворум такой создашь?
Какой из парламентов был увенчан
Таким депутатом, как Сталин наш?

Когда вы могучей Москвой любовались,
И видели улицы новых домов, -
Сталин и партия их создавали,
В них клал кирпичи депутат Орлов.

Почему вас поезд так точно и быстро
Из красной Москвы везёт в Ленинград?
Депутат Каганович – Нарком машинистов,
А машинист – Бодылёв – депутат.

И если орда фашистских злодеев
На Родину нашу вдруг нападёт,
Сядет за руль депутат Лакеев,
К танку пойдёт депутат Михеев,
И с ними – каждый из нас пойдёт!

Блок коммунистов и беспартийных –
Небывалый в истории инструмент:
Стальной, могучий, безаварийный,
Готовый к делу в любой момент.

С ним мы счастье любое добудем,
Потенциал его неизмерим,
Сила его – живые люди
С волей одной и духом одним.

Этим блоком страну мы подвинем
К счастью, к солнцу, вперёд на века!
Этим блоком сотрём, опрокинем
Любые преграды, любого врага!

Да здравствует этого блока создатель –
Великий политик и мудрый стратег,
Ленинских дум гениальный ваятель
Сталин – первый наш человек!

Да здравствует великая сталинская хартия–
Самый человечный закон всех веков!
Да здравствует ленинско-сталинская партия!
Да здравствует правда большевиков!

В. Лебедев-Кумач, 1938 г.


182. Остались лапти позади

Ещё я помню те года…
Что ж, был, – как мы шутили бойко –
Наш базис лапотным тогда
И тюбетеечной надстройка.

Остались лапти позади,
Мы шли вперед в бессмертной славе,
И сердце, что рвалось в груди,
Со знаменем сравнить я вправе…

Х. Туфан, 1934 г.
Пер. с татар.



183. Вся ли страна нами замечена?

Вся ли страна нами замечена?
Вся ли
в строки вошла стихов?
Беспощадный открыл Донетчину,
Приамурье – Пётр Комаров.

Агрономы,
шахтёры,
воины –
мы тебя изучаем, страна!
К сожалению,
мало освоена
поэтическая целина.

А она под крылом у лётчика,
всей тайгой за разъездом Кадуй
ждёт
поэта – первопроходчика,
говорит она:
- Зарифмуй!

Мы звенели стихами приятными,
воспевали простор без границ,
а простор оставался за пятнами
наших,
в сущности,
белых страниц.

Сколько нами ещё не написано,
а бывает,
и отстаем
мы не только от острова Диксона,
от района,
в котором живём.

А район этот
убран начисто,
электричество на току.
Всем количеством он,
всем качеством
так и просится
к нам
в строку.

Разливает широкое зарево,
наливает строфу через край.
Ты гори, заря,
разговаривай,
подзадоривая,
увлекай!

Ты бери стихотворца за руку
и вперёд
через горы
в путь,
за лесные массивы на реку,
чтоб поэзии
зачерпнуть.

Н. Ушаков, 1955 г.


184. Великий почин
(отр. из поэмы)

Ну ясно же само собой:
Шло не без дурости смешной, -
То революции издержки.
Про казус дурости такой,
Что с Казиным, то есть со мной,
Произошло, я без задержки
И рассажу, читатель мой.

Случись быть вечером сему.
Мчал в МГУ – добыть уму
Науку высшую. Сквозь тьму
Увидел Громова Кузьму –
Райкомовца.
- Куда? К кому? –
Мол, в МГУ.
- Да брось! Чему
Буржуйское научит пузо?

Айда ко мне! Есть пол-арбуза. –
Чуть не сгорел я от конфуза.
Ой, стало стыдно самому!
И марш к Кузьме я своему.
Так и осталась вдруг без вуза
На сей с приманкою арбуза,
На сей кривой крючок ему
Моя попавшаяся муза.

В. Казин, 1955 г.


185. Автопортрет

В костюме тёмно-синем, в серой кепке.
Глазами светел, волосами рус.
И скроенный с умом и сшитый крепко,
В бою не трушу, для труда гожусь.

Я ненавижу дошлых и болтливых,
Что носятся, ногами семеня,
Хожу походкою неторопливой,
И речь нетороплива у меня.

Крестьянин я,
Люблю ответить веско,
Пощупать всё, попробовать на зуб.
С противником всегда бываю резким,
С врагами беспощаден я и груб.

Иду я долго.
Но, найдя решенье,
Упрусь – хоть кол на голове теши!
В поту шесть дней.
Настанет воскресенье –
Пою, пляшу, гуляю от души.

Богат надеждой, крепкими друзьями,
Огонь немалый буйствует в крови.
Держусь за землю цепкими корнями.
Не верится?
Попробуй, оторви!

М. Годенко, 1958 г.


186.

Кому любовь, кому удача,
кому вино, кому коньяк…
А я живу совсем иначе,
хотя и выпить не дурак.

Со мной поэзия и проза,
точу, шлифую и рублю…
Бетон, железо и берёзы –
всю землю русскую люблю.

Люблю её в зелёном платье,
люблю в одежде золотой,
беру по-прежнему в объятья,
хотя уже не молодой.

Люблю, - пожалуй, это мало.
Я с нею спаян, с нею слит.
Она кормила, пеленала,
и лишь одно порою злит:

непоправимая досада…
Как посмотрю я на жасмин –
земля в цвету, моя отрада!
А я старею,
чёрт возьми!

И. Гущин


187. О себе

В студёных брызгах весь,
Сверкает умывальник белизною.
Приятна солнца утренняя весть
И полотенце свежестью льняною.

Не так уж плох наш коммунальный дом,
Когда войдешь с мороза, с лютой вьюги.
Жильё и вещи созданы трудом –
И для меня тут постарались люди.

Они работали и для меня,
Когда хлеб сеяли, тесали камни.
И всё на мне – от пряжки у ремня –
Внимательными сделано руками.

И потому, когда ищу строку,
А город бьётся в камне и железе,
Я о себе не думать не могу:
Что сделал я? Чем людям я полезен?

С. Щипачёв


188.

Вырвав гвоздь при помощи клещей,
Я подумал - и от вас не скрою, -
Сколько в мире сделано вещей
Для меня, но не моей рукою.

Я сажусь за Стол,
Беру Тетрадь,
Карандаш беру в одно мгновенье,
Чтобы записать и вам отдать
Это вот моё стихотворенье.

М. Лисянский, 1957 г.


189. Поэзия

Я отложил напильник на верстак,
А на душе отрадное волненье.
Как хорошо, когда к тебе вот так
Приходит вдруг стихотворенье.

Оно досталось мне не без труда,
Наградою за творческие муки.
Стихи родились у меня тогда,
Когда устали от работы руки.

Б. Лапицкий


190. Книжка

Ждёт меня каждое утро работа.
Теперь уж я не мальчишка.
Лежит в отделе кадров завода
Моя трудовая книжка.

Книжка. Моя. И если даже
Других не смогу написать,
Её допишу. И она расскажет
То, что в стихах не мог рассказать.

Н. Колесников


191. Родное слово

… И тогда напев я давний вспомнил,
Что услышал в поле, меж друзьями, -
Был он радостью, тоской исполнен
И овеян чистыми мечтами.

Дал ему я молодость и силу,
Дал крыло тугое, голос звонкий,
И на все лады загомонила
В нём родная вольная сторонка.

В том напеве – шум волны широкой,
Эхо бора, песня тракториста,
В нём – могучего комбайна рокот,
Тучный шорох нивы колосистой.

В нём – бессонных раций позывные,
И заводов звонкие сирены,
И ветра с Востока молодые,
И цемента плеск на новых стенах…

К. Киреенко,
пер. П. Семынина



192. Секретарь райкома

… Ты, как Арагви, стремителен,
Крепок корнями упорными,
Растишь плоды небывалые,
Сеешь отборными зёрнами.

Залежи тысячелетние
И целину поднимающий,
Ты там воздвигаешь фундаменты
Где не стояло жилья ещё.

Я встречаю тебя в колхозах,
И всегда окружён ты рабочими…
Это ты, секретарь райкома,
Вижу тебя воочию!

Ты мечтателен, ты и порывист,
С взором сокола, бронзоволицый.
Это ты, секретарь райкома, -
Пятилеток великих рыцарь.

И я непременно приеду к тебе,
Чтоб звоном стиха воспеть тебя –
Сына партии, сына родной земли,
Строителя, руководителя!..

Г. Леонидзе, 1949 г.


193. Родной партии

Мне сердце говорит: пиши.
И если стану я поэтом –
Тебе одной скажу за это
Моё спасибо от души.

Ты навсегда в моей судьбе,
Несу тебе и труд и слово, -
Ведь всё, что в жизни есть святого,
Лежит в народе и в тебе.

Д. Гаврилов


194. Двое юношей
(отр.)

- Милая Родина! Ты в бою
только мне протруби;
если надо тебе,
мою
голову отруби!..

А.Недогонов, 1939 г.


<-- НАЗАД ПО ТЕКСТУ АНТОЛОГИИ ВПЕРЁД -->

К ОГЛАВЛЕНИЮ РАЗДЕЛА